Текст и социум

Здесь собраны мои работы, раскрывающие различные аспекты «текстуальности» — использования текстов (uses of texts), взаимодействия «письменного» и «устного» в культуре евреев разных эпох. Определения терминов «текстуальность» (textuality) и «текстуальное сообщество» (textual community) см. здесь. См. также метку: мидраш

Введение, «Соха и Пятикнижие: Русские иудействующие как текстуальное сообщество»

В качестве субъекта истории текстуальное сообщество оказывается альтернативой таким формам объединения людей как нация, конфессия или класс. Это значит, что в качестве объединяющего начала текст может эффективно заменять собой идеологию √ национальную, конфессиональную или классовую (читать введение к книге "Соха и Пятикнижие: Русские иудействующие как текстуальное сообщество")

Заключение, «Соха и Пятикнижие: Русские иудействующие как текстуальное сообщество»

Вероятно, именно эта текстуальность русской интеллигенции, тесно связанная с ее оппозиционностью, поддерживала расхожую метафору интеллигента как еврея... Хотя русских крестьян из секты субботников называли «жидами» с иными целями и на иных основаниях, нельзя не заметить генетического родства этих двух вариантов метафорического еврейства, произрастающих из общего корня — из текстуальности, связанной со специфическими для русской культуры формами сопротивления власти (читать заключение книги "Соха и Пятикнижие: Русские иудействующие как текстуальное сообщество")

Русские иудействующие в еврейских колхозах, гл.9 книги "Соха и Пятикнижие..."

В советское время Библия утратила свой статус поддерживаемого правительством универсального «закона», который она приобрела в XVIII в. в результате петровских реформ и сохраняла вплоть до 1917 г. Если прежде сектанты, обосновывая свои практики ссылками на библейские тексты, могли полагать, что следуют воле правительства, издававшего книги Библии для просвещения народа, то в послереволюционный период сохранение подобных иллюзий стало невозможным. Однако новая власть на первых порах активно поддерживала другие, нетекстуальные особенности сектантских сообществ: «религиозный коммунизм», стремление к объединению и взаимопомощи и, в конечном счете, тенденции к формированию групповой идентичности (читать Русские иудействующие в еврейских колхозах, гл. 9 книги "Соха и Пятикнижие...")

В поисках русского еврея

Вот так, через литературный образ, через текст, связывающий человека с Богом, умудряется, обучается жизни и смерти русский еврей. И потому всякая претензия на знание «закона жизни» должна быть заверена печатью художественной формы, должна принадлежать Литературе — или будет отнесена в разряд сугубо национальных казусов, разбираться с которыми русскому еврею недосуг (читать "В поисках русского еврея")

Список рода человеческого

Вот что говорит этот мидраш: история начинается с Книги — с грубой, бессмысленной поначалу заготовки человечества. Буквы ее, словно семя нерожденных еще поколений, брошены в мир, чтобы стать живыми душами людей, стать именами живущих. И лишь когда завершится их список, когда исчерпается Книга и последняя буква ее обретет человеческую плоть и смысл — тогда придет мессия и закончится эта долгая история (читать "Список рода человеческого")

Примордиальные наши корни

Ткацкие метафоры пронизывают наш язык и наше сознание. Первоначала мы называем основой, и в переплетении нитей √ не текстиля, но текста — повествования пытаемся разглядеть смысл. Уток и основа, изменчивое и вечное, произвольное и данное, выбранное нами и выбравшее нас (читать "Примордиальные наши корни")

Загадочная смоковница

Слова древних текстов не то чтобы руководят мудрецами - они просто «случаются» с ними, встречаются им на каждом шагу, в виде козы или дерева, например. Нужно только вовремя вспомнить подходящий стих, а для этого нужно знание множества текстов — наизусть, назубок, да еще — желание найти в них смысл, попробовать их на вкус (читать "Загадочная смоковница")

Функции библейского текста в еврейской народной пьесе «Голиас-шпил»

В будничной жизни традиционной общины все определяется только Устной Торой и обычаями внешнего нееврейского мира, библейский текст остается при этом совершенно пассивным — как бы почитаемым мертвецом, похороненным в синагогальном шкафу. Но его сила, опасная в обыденной жизни и потому подавленная, закрытая Устной Торой, способна поддержать ее в трудный момент. Иными словами, вполне реальные и очень важные для еврейской культуры отношения Письменной и Устной Торы мифологизируются и разыгрываются в пуримской игре (читать "Функции библейского текста...")

КРОВЬ И МАЦА: тексты, практики, смыслы

Альтернативный — конструктивистский — подход позволяет поставить вопрос об отношениях между текстами и практиками иначе. Смысл не предшествует этим отношениям, а, наоборот, рождается в них (см. рис. 2). Источником значений и главным предметом исследований оказывается не Логос и его приключения в эмпирической и текстуальной реальности, а сами по себе диалогические отношения между текстами и эмпирической действительностью (читать "КРОВЬ И МАЦА")

«Иудествовать и молоканить недозволено» или об особенностях народной герменевтики

Я хочу предложить вашему вниманию небольшой очерк герменевтической деятельности крестьянских сообществ. Хотя речь пойдет главным образом о сектантах - молоканах и субботниках, основные особенности их герменевтики характерны также и для других групп русских крестьян. Эти особенности связаны отнюдь не с религиозными взглядами наших "герменевтов", а в первую очередь с тем, что субъектом, интерпретирующим текст, является не отдельный человек, а целое сообщество, причем состоящее по большей части из неграмотных людей («Иудествовать и молоканить недозволено» или об особенностях народной герменевтики)

Субботники и евреи (предисловие к публикации очерка Моисея Козьмина «Из быта субботников»)

Выражаясь несколько метафорически, можно сказать, что субботники приходили (становились «пришельцами») к Письменной Торе, основывая на ней и только на ней свои сообщества, и лишь затем в эти сообщества приходила Тора Устная — в лице евреев, несущих им ашкеназские традиции (читать "Субботники и евреи")

Чистый случай (рассказ)

Бурая жижа поплыла под сильной струей, буквы обнажились на ставшем почти прозрачным пергаменте, покрытом тонким слоем бегущей воды. Место, расчищенное струей, было Песнью моря, шират ха-йам... Я промывал свиток, придерживая чистый пергамент правой рукой, левой разделяя слипшиеся слои внутри мягкого месива, и вспоминал слова мудрецов о последней рабыне, увидевшей во время перехода через море то, что потом не могли разглядеть великие пророки. Она, эта рабыня, вместе со всеми показывала пальцем куда-то и говорила: зе эли, это — Бог мой, первыми отмытые слова (читать "Чистый случай")